Табула пятая. А мог бы стать Севастьяном Ивановичем
Выпуск 5
В соответствии с требованиями РАО нельзя ставить на паузу и перематывать записи программ.
«Виват, матушка-государыня! Виват!», — Тронный зал Зимнего Дворца в Санкт-Петербурге сотрясают приветствия императрице. Анна Иоанновна отмечает день рождения: реки вина, горы яств и оперный десерт от молодого итальянца Арайи. За музыку во время обеда и бала отвечает пожилой немец Бах, тот самый великий кантор. Удивились? А ведь он вполне мог служить при дворе Анны Иоанновны, сочинять танцы, в лучшем случае — концерты и зваться на русский лад Севастьяном Ивановичем или Иваном Севастьяновичем.
Жили-были в Ордруфе два школяра: Георг Эрдманн и Себастьян Бах, и отправились они в славный град Люнебург. Якобы без сопровождения взрослых, якобы пешком, а это почти три сотни опасных километров, где хозяйничают разбойники. Смелая парочка поступает в знаменитую школу певчих — бесплатную да ещё с гонорарами за участие в церковных службах. Но меньше чем через три года молодые люди разбегутся в разные стороны: один пойдёт в органисты и композиторы, а другой станет студентом университета и чиновником. Да не где-нибудь, а при европейском посольстве самого Петра Первого! В интернете так и написано: «российский дипломат немецкого происхождения».
Жить в Германии в то время было тяжко: Тридцатилетняя война, холера, междоусобица — всё это привело к массовой эмиграции. К середине XVIII века даже в Америке обосновались около 100 тысяч немцев, что уж говорить про Россию! Чиновники и музыканты здесь получали в разы больше, чем их европейские коллеги при захудалых княжеских дворах.
Бах всё это знал от Эрдмана: тот приезжал к нему в Веймар, не исключено, что был крёстным отцом его детей. Да и переписывались они, видимо, активно, хотя на сегодняшний день опубликовано единственное послание композитора к другу детства, но зато какое! Четыре страницы убористого текста без красных строк, на самой дешёвой, серой бумаге с небрежно обрезанным краем!
«Ваше высокородие. Простите меня, вашего старого верного слугу-друга, что позволил себе Вас беспокоить. Моя теперешняя служба даёт около 700 талеров. В Тюрингии я могу обойтись четырьмястами легче, чем здесь двойной суммой ввиду чрезвычайно дорогой жизни. Я принуждён жить в постоянных огорчениях, среди зависти и преследования. Мой старший сын — студент, два других — школяры, старшая дочь не замужем. Дети от второго брака ещё малы. Если бы Вы, Ваше высокородие, узнали что-нибудь о подходящей должности для Вашего старого верного слуги, то я покорнейше просил бы дать мне благосклонную рекомендацию. Лейпциг, 28 октября. 1730»
На этот крик о помощи Эрдманн не ответит, а Бах так и останется в Лейпциге до самой смерти. Он напишет: «Итальянский концерт» и «Кофейную кантату», второй том «Хорошо темперированного клавира» и «Высокую мессу», «Искусство фуги» и «Музыкальное приношение». «Страсти по Матфею» обретут современный вид. Так стоит ли осуждать Эрдмана, что он предал друга юности и не помог ему с работой в России?
