Он жил и творил в СССР, но, ложно обвиненный в доносительстве, остался за бортом официальной советской музыки, так и не услышав большинство своих произведений.
Ему выпала удивительно сложная, нелегкая судьба, сделавшая его чуть ли не изгоем музыкального сообщества. Он долгие годы был лишен постоянной работы и почти всю жизнь перебивался случайными заработками, создавая при этом гениальную музыку, которая почти не исполнялась. При этом он никогда не противопоставлял себя официальным властям, не был бунтарем и диссидентом, даже не пытался эмигрировать, несмотря на свое еврейское происхождение, а тихо и скромно трудился, стоически перенося все выпавшие на его долю тяготы и лишения, оставив после себя 11 симфоний и много других значительных сочинений, но так и не дождавшись общественного признания и реабилитации. Это наступило уже после его смерти и продолжается до сих пор стараниями его сына и других неравнодушных людей.
Локшин родился в провинциальном алтайском Бийске на юге Сибири в простой семье, далекой от искусства, и с детства интересовался музыкой. Подвергшись репрессиям и раскулачиванию при коллективизации конца 20-х годов, его родители переезжают в Новосибирск — ближайший крупный к ним город, где их 10-летний сын продолжает образование в местной музыкальной школе у петербургского пианиста Штейна, коллеги и друга Глазунова и Лядова, высланного в Сибирь после революции. По его совету и рекомендательному письму мальчик в 1936 году едет в Москву, где его прослушивает сам Нейгауз и направляет сначала в консерваторское училище, а уже через год — в Московскую консерваторию, в класс композитора Мясковского — сразу на 2-й курс. На выпускном экзамене, всего за месяц до начала войны, поэму молодого автора «Цветы зла» на стихи Бодлера исполняет дирижер Аносов, и это вызывает скандал — первый, но не последний в жизни молодого автора, ведь упаднический французский поэт, воспевающий смерть, не может вдохновлять советского музыканта. Его лишают диплома и не допускают до госэкзаменов.
Наступившая война прерывает «университеты» Локшина, который возвращается домой «ни с чем», работает музыкальным руководителем новосибирского Дворца культуры, выступает в госпиталях и воинских частях. Эвакуированный туда Мравинский со своим знаменитым оркестром Ленинградской филармонии исполняет его новое сочинение, на этот раз идеологически выдержанное — поэму «Жди меня» на слова Симонова — с восторженным вступительным словом находящегося там же музыковеда Соллертинского. Это дает зеленый свет на возвращение опального студента в Москву, где он, наконец, заканчивает консерваторию и остается в ней преподавать — увы, ненадолго. Борьба с «безродными космополитами» окончательно ставит крест на карьере начинающего композитора, который остается безработным, но зато «свободным» художником. Однако на этом его несчастья не кончаются. Беда пришла, откуда не ждали. Освобожденные после смерти Сталина узники ГУЛАГА — Вера Прохорова и Александр Есенин-Вольпин — обвиняют Локшина в доносительстве на них, мгновенно делая его предателем и изгоем. И многие им верят, ведь это близкая подруга пианиста Рихтера, безнадежно в него влюбленная, и младший сын поэта Есенина, известный математик и правозащитник. От композитора отворачивается большинство его коллег и знакомых, его музыку перестают исполнять, хотя у него остаются и преданные друзья-музыканты — Шостакович, Юдина, Баршай и другие, верящие в его невиновность.
С наступление «оттепели», почти никак его не коснувшейся, Локшин полностью замыкается в себе, сосредоточившись на своем творчестве — сокровенном, трогательном и необычайно человечном. Одно за другим появляются его крупные зрелые сочинения, прежде всего 11 симфоний, все, кроме одной, с использованием стихов и других текстов — от католических и православных молитв до поэзии Шекспира, Пушкина, Блока и иных авторов. Его произведения очень разнообразны, не похожи друг на друга, но всех их объединяет удивительная достоверность и исповедальность, раскрывающие глубину человеческой души, веру в ее гуманизм и бессмертие. Страдания композитора усиливают его слабое здоровье.
Он скончался от инсульта в возрасте 66 лет и похоронен на Донском кладбище Москвы. Оправданием и реабилитацией музыканта с тех пор неустанно занимается его единственный сын Александр, по иронии судьбы — тоже математик, как и один из обвинителей его отца.
Текст — Анатолий Лысенков.