Эрик Сати был практически ровесником Малера, Рахманинова, Рихарда Штрауса, однако имя его стоит особняком в истории музыки. Он не принадлежит ни к одному художественному течению и направлению. Тем не менее его искусство сильнейшим образом повлияло на развитие путей музыки XX столетия, сначала во Франции, а потом и во всем мире. В разные периоды творчества и с разной степенью интенсивности он явился первым урбанистом, дадаистом, кубистом, импрессионистом, экспрессионистом, наконец, одним из первых французских композиторов, использовавших двенадцатитоновые ряды. И если в музыковедении принято отсчитывать начало нового музыкального столетия с 1910-х годов, то творчество Сати отодвигает эту черту на два десятилетия назад, к 1890-м годам.
Своим творчеством Сати пытался противостоять импрессионизму и вагнеризму.
«Глупо защищать Вагнера только потому, что на него нападает Сен-Санс, нужно кричать: Долой Вагнера вместе с Сен-Сансом!», — Эрик Сати
Главными установками композитора были ясность и простота, а его творческая судьба, напротив, была полна сложных метаморфоз и неразрешённых коллизий.
При жизни он стал «живой легендой». Дело в том, что Сати был невероятно эксцентричен. Все его действия были направлены в первую очередь на эпатаж. Его творчество, его стиль жизни и общения не оставляли никого равнодушным: одни видели в нем гения, другие — шарлатана. Современники относили Сати к группе так называемых композиторов — «фантазёров». Помимо ярко выраженного музыкального таланта он был весьма провокационным литератором и парадоксальным писателем. Чего стоят одни названия его композиций или исполнительские ремарки в них! Иногда они вполне разумны и действительно являются указаниями для исполнителей. В других случаях — это абсолютно абсурдные строки. Например, у него есть пьеса «Траурный марш», где он просто берет II часть из Сонаты Шопена b-moll, транспонирует ее в другую тональность, немного упрощает, и как бы издеваясь, пишет: «Ну, а сейчас вы услышите фрагмент из Мазурки Шуберта». Конечно, там нет никакой цитаты, поскольку Шуберт не писал мазурок вообще. В цикле «Жало медузы», состоящем, как ни странно, из семи обезьяньих танцев, мы читаем: «обезьяна грациозно танцует, потом входит в раж (или делает вид). Указание исполнителю: „сиди в тени и веди себя хорошо — обезьяна следит за тобой“. Далее по сценарию Сати: „обезьяна думает о чем-то другом“. Указание исполнителю: смейся, но так, чтобы никто не увидел».
Первым произведением Сати, ставшим заявкой на будущее, стал фортепианный триптих «Гимнопедии», который он сочинил в 1888 году после ухода из консерватории. Давайте зададимся вопросом: откуда взялось такое странное слово — «гимнопедии»?
Существует огромное количество версий на этот счёт. Одна из них гласит, что Гимнопедией назывался праздник в Древней Спарте, справлявшийся в июле на протяжении около десяти дней и состоявший в военной пляске, музыкальных и гимнастических упражнениях. Если мы взглянем на это слово с этимологической точки зрения, то увидим, что сложное слово из греческих корней «гимнопедия» (от hymnos — торжественное воспевание богов и героев, и paideia — воспитание) в итоге обозначает песни, которые пелись во время состязания юношей в силе и ловкости в древней Греции. Если собрать всё вместе, то перевод будет такой: «воспитание гимном».
Ещё одна версия названия произведения Сати таится в стихотворении поэта Контамина де Латура, который был в то время довольно известен. Сати с ним дружил и вероятно был хорошо знаком с этим стихом. Вот эти строки в моём вольном переводе, так как на русском языке творения этого автора никогда не выходили:
…Там где атомы янтаря отражают сами себя,
Там сарабанды смешиваются с Гимнопедиями…
Сам же Сати утверждал, что это название пришло к нему после чтения романа Флобера «Саламбо». С моей точки зрения «Гимнопедии» Сати могут быть признаны первой в мире «обстановочной музыкой», прародительницей современного стиля «лаунж».
Жизнь Эрика Сати была совсем непростой. Он дважды поступал в Парижскую консерваторию, и дважды же был отчислен за профнепригодность. Он поступил на службу в армию, но и там ему не понравилось. Чтобы не служить в полку, Сати простоял с обнаженным туловищем несколько часов на морозе. Результат — бронхит и освобождение от службы.
Внешность его, как и поведение, отличалась крайней эксцентричностью. Среди его чудачеств — гардероб, состоявший из двенадцати совершенно одинаковых серых бархатных костюмов, и утверждение, что он употребляет в пищу продукты только белого цвета: соль, сахар, молотые кости, плесень на фруктах и белую рыбу без кожи. Сати часто менял свой облик, мог выйти в общество одетым, как бродяга, а на следующий день появится безупречным франтом.
Вот как он сам себя описывал: «Я горю желанием дать вам мои приметы: волосы и брови темно-коричневые, глаза серые, кромка волос низкая, нос длинный, рот средних размеров, подбородок широкий, лицо овальное…»
Всю свою жизнь Сати испытывал финансовые затруднения. Живя среди бедноты парижского рабочего пригорода, посылая отчаянные письма о помощи самым близким друзьям, он из гордости не допускает их в свое нищенское жилище. Единственным более или менее постоянным местом работы композитора было знаменитое парижское кафе «Чёрный кот» («Le Chat Noir»), что находится на Монмартре. Утверждают, что это кабаре послужило моделью для теперь уже памятника культуры Серебряного века, петербургского артистического кафе «Бродячая собака», где собиралась вся богема того времени. В 80-х годах Сати аккомпанировал чтецам и актёрам (тогда были модны пантомимы), а то и просто наигрывал что-нибудь «для фона». И это очень важно. Сати рассматривал музыку не только как самостоятельное произведение искусства и способ самовыражения творца, но и отводил ей более скромную роль — говоря его же словами, «статической звуковой декорации», что-то вроде обоев или мебели (отсюда пошло и первое, предложенное им название для такого рода музыкального фона: «мебельная музыка»). Он писал, что «мебельная музыка» в ресторанах должна быть частью окружающих звуков, ее задача — смягчение клацаний ножей и вилок по тарелкам и заполнение неловких пауз, время от времени возникающих между людьми. Кстати, именно Эрика Сати можно считать и первым кинокомпозитором в истории человечества. Я имею в виду фильм Рене Клера «Антракт», музыку к которому Сати писал, будучи смертельно больным.
Будто рок преследовал этого гениального насмешника и возмутителя спокойствия первой четверти столетия. Он прожил большую часть своей жизни в неизвестности, его знали только те, кто ходил в кабаре «Чёрная кошка». Среди творческой богемы Сати был аутсайдером. Однако в 1911 году (композитору уже исполнилось на тот момент 45 лет) жизнь Сати начала меняться в лучшую сторону. У него появились поклонники, среди которых были молодые композиторы Франсис Пуленк и Жорж Орик, но особую роль сыграло знакомство с Жаном Кокто — художником, писателем и драматургом. Они встретились в 1915 году. Кокто был настолько поражён странной и оригинальной личностью композитора, что посоветовал Дягилеву привлечь Сати к постановке балета «в новом духе».
«Внешне Сати был похож на заурядного чиновника: бородка, пенсне, котелок и зонтик. Эгоист, фанатик, он не признавал ничего, кроме своей догмы, и рвал и метал, когда что-нибудь противоречило ей», - Кокто.
Сам Кокто выступил в роли либреттиста балета «Парад», ставшего самым известным произведением Сати.
Идея балета принадлежала Жану Кокто (1889 — 1963) — лидеру и идеологу европейского авангарда начала XX века. Кокто увлекся «Русскими сезонами» Дягилева с первых дней их существования. Он рисовал афиши, писал статьи для программ русского балета. Для работы над «Парадом» он привлёк к проекту Пабло Пикассо (декорации и костюмы) и Леонида Мясина (хореография).
«Я встретил Пикассо на бульваре Монпарнасс между „Ротондой“ и „Куполь“, пешеходов было мало. Я предложил ему приехать к Дягилеву для того, чтобы поработать над декорациями. Он согласился и приехал. В работе ему помогали итальянские футуристы», - вспоминал Кокто.
Премьера балета 18 мая 1917 года обернулась скандалом. Кстати специально для эпатажа Кокто и Сати добавили в партитуру балета необычные инструменты, такие как: пишущая машинка, пожарная сирена, револьвер, набор молочных бутылок. Еще в зале началась драка. Весьма уважаемый театральный критик написал разгромную рецензию, назвав Сати «антигармоничным, психованным композитором пишущих машинок и трещоток» (новаторский прием включения в звуковой ряд звука пишущей машинки тогда был принят в штыки). Гийом Аполлинер сочинил текст для программки (заодно запустив в ход новое слово: «сюрреализм»). Девизом постановки стали слова Аполлинера: «Новый дух» («L’Esprit nouveau»). Написанный по личной просьбе Дягилева и Кокто, манифест искусства будущего проложил путь молодой музыке Франции.
Сати сочинял музыку так: писал один фрагмент приблизительно в 5-6 тактов, потом еще такой же, а потом присоединял одно к другому по принципу конструктора. Фрагменты могли быть в разных тональностях, в разных ритмах и даже разных стилях. Именно вследствие такого способа композиции получается такая пестрота стилей. Это в каком-то смысле начало полистилистики как осознанного композитором явления. В то же время Сати стал и прародителем минимализма, задолго до его появления на музыкальной арене.
Большой шум вызвала публикация цикла Сати под необычным названием «Три пьесы в форме Груши», где он в графическом рисунке сочинения угадывается груша. Сати был Аполлинером в музыке. Этот цикл был едкой насмешкой над изысканностью названий и ремарок в импрессионистских пьесах. В своём знаменитом «Вальсе-фуге» Сати объединяет два, казалось бы, вообще несовместимых жанра — легкий салонный вальс и вполне академическую фугу. Как мы видим, композиторское мышление Сати было нетрадиционным, не клишированным. Может ему, как и Берлиозу повезло в том, что они с детства не были загнаны в рамки академической традиции.
Новаторская музыка Сати привлекла к нему в 1920-м году горстку молодых композиторов, которые собрались в знаменитую «Шестёрку», а Сати стал для них крёстным отцом. Их объединяла любовь к мюзик-холлу, рэгтайму и джазу, приправленная гремучей смесью антивоенного и анархистского духа дадаизма. В «Шестёрку» входили: Луи Дюрей, Дариюс Мийо, Артюр Онеггер, Жорж Орик, Франсис Пуленк и Жермена Тайфер.
Как когда-то Морис Равель открыл широкой публике композитора Эрика Сати в 1911 году, так и Джон Кейдж во второй половине XX века стал проводником идей Сати. Его музыку Кейдж любил с раннего возраста. Без преувеличения можно сказать, что своим возрождением Сати обязан именно этому американскому композитору. Джон Кейдж считал Сати предшественником всех значимых модернистских течений в искусстве — дадаизма, сюрреализма, модернизма и даже поп-арта в духе Энди Уорхола и самого Кэйджа. Он назначил Сати в отцы всего современного искусства.
Французский маэстро действительно был знаком с Тристаном Тцара, который основал дадаизм. Он даже писал для дадаистических сборников литературные экзерсисы и принимал участие в спектаклях, вечерах, манифестациях дада, которые проводились, начиная с 1916 года.
Увлечение музыкой Сати началось у Кэйджа, когда он обнаружил пьесу «Vexation», что в переводе означает «горечь обиды», «неприятности», «притеснение», «досада». Пьеса эта при жизни Сати никогда не исполнялась. Она состоит из трёх музыкальных фраз. Главное, что так поразило в этом произведении Кэйдж, было то, что на рукописи было написано рукой Сати: «Исполнять подряд 840 раз». Наконец, в 1963 году Кейдж выступил организатором исполнения этого произведения Сати, длившегося почти восемнадцать часов сорок минут, с участием сменявших друг друга двенадцати пианистов. Среди действующих лиц были: сам Джон Кейдж, Льюис Ллойд, Дэвид Тюдор, Филипп Корнер, Виола Фарбер, Кристиан Вульф, Роберт Вуд, Макрэй Кук, Джон Кэйл, Дэвид дель Тредичи, Говард Клайн. За вход на этот марафон взималась плата: пять долларов. Слушателям выдавались часы, и чем дольше они проводили время за слушанием произведения Сати, тем больше денег им возвращалось. С тех пор «Vexation» исполнялась неоднократно.
Своеобразие музыки Сати, его новаторские приёмы повлияли на многих композиторов. В итоге, помимо того, что многие его работы фактически подготовили почву для возникновения эмбиента, сам Сати был предшественником таких творческих движений, как минимализм, «музыка повторений» и «Театр абсурда».