Рихтер Святослав Теофилович

Когда умер Святослав Рихтер, долго не хотелось ходить на концерты других пианистов. Отстраненная манера игры гениального артиста была возможностью остаться наедине с великой музыкой.

Рихтер не мешал вслушиваться в каждую ноту, фразу, красивый мелодический оборот. Он не привлекал внимание к себе фальшивыми страданиями на лице, картинными взмахами головы, не прикусывал губы, не ёрзал нервно на банкетке. Его пальцы вышивали узоры на клавиатуре, ноты как жемчужинки катились то вверх, то вниз, сливаясь в едином сладостном или, наоборот, горестном аккорде.

В перерыве между отделениями концерта Рихтера никогда не хотелось в буфет — антракт нужен был для того, чтобы переварить и осмыслить услышанное, а не жевать бутерброд с мокрой колбасой и подсохшим сыром. Всякий раз выступление пианиста давало пищу для ума — как возможно так филигранно владеть фортепиано, не гоняя в детстве часами гаммы?

Рихтер постигал ремесло своим уникальным способом. Он страстно поглощал музыкальную литературу: запоем, почти не отходя от инструмента. Особой его любовью пользовались оперные клавиры: «Я люблю сидеть дома и проигрывать с листа оперы — с начала до конца», — скажет он много лет спустя.

А в молодости Рихтер слушал хорошую музыку, знакомился с лучшими образцами музыкальной литературы. У него было интуитивное влечение к музыке, не к фортепианной музыке и пианистическому искусству, а к музыке в широком смысле слова, к искусству вообще. Рихтер занимался живописью и писал… драмы. Став профессиональным пианистом, Святослав Теофилович завораживал публику не эмоциями, не техникой, а интеллектом. Радость от ума — это про Рихтера.

Текст: Ирина Столярова

Среди многих замечательных пианистов прошлого века он выделяется не только необычайным размахом своего дарования, глубиной проникновения в суть исполняемых произведений и потрясающей силой воздействия на слушателей, но и своей удивительной судьбой, полной небывалых драматических коллизий поистине шекспировского масштаба. Сын расстрелянного отца и изменившей ему матери, он поступил в консерваторию самоучкой, без какого-либо диплома о начальном музыкальном образовании, и стал первым отечественным музыкантом, получившим премию Грэмми. Его признание и на родине, и за рубежом было стремительным и единодушным — после первых же выступлений на концертной эстраде.

Святослав Теофилович Рихтер родился в небольшом украинском городе Житомире, давшем миру таких замечательных людей, как революционер Домбровский, писатель Короленко и ученый Королёв. Его отец, немец по происхождению, был органистом местной лютеранской церкви и приобщил сына к музыке. Вскоре он перебирается с семьей в Одессу, где играет уже в оркестре городского оперного театра, известного своим прекрасным зданием, копией Венской и Дрезденской опер. Там же после окончания школы, работает тапером-аккомпаниатором и Рихтер-младший, который в 19 лет дает в этом городе своей первый сольный концерт. Заслуженный успех заставляет юношу подумать о получении настоящего музыкального образования, и Святослав едет в Москву к самому Нейгаузу, тоже выходцу с Украины, имеющему к тому же немецкие корни. Маститый профессор Московской консерватории, пораженный талантом земляка, без раздумий берет его в своей класс, откуда вышли также Хренников, Зак, Гилельс, Ведерников, Горностаева, Любимов, Вирсаладзе, Наседкин, Крайнев и другие знаменитые советские музыканты. Не имея собственного угла, новый студент живет у своего учителя, где знакомится со столичной художественной элитой ‑ Фальком (берет у него уроки живописи), Прокофьевым (играет его произведения), Дорлиак (ставшей его женой) и другими.

Закончить обучение мешает война, во время которой Рихтер не эвакуируется, а продолжает работать, выступая с концертами не только в столице, но и по всей стране, включая осажденный Ленинград, и оканчивает консерваторию лишь после победы, в возрасте 30 лет. Тогда же он узнает о трагической гибели своего отца в 1941 году и бегстве матери в Германию, что накладывает неизгладимый отпечаток на его сознание. Он постепенно становится настоящим художником-мыслителем-философом, раскрывающим в своем фортепианном искусстве подлинные глубины человеческого бытия. Его интерпретации становятся как бы более надличностными, избегающими красивости, характерности и прочих сиюминутных деталей. Они словно стирают грань между автором и исполнителем, напрямую доводя до публики замысел композитора. Эту особенность рихтеровского пианизма отмечают не только специалисты, в том числе и его гениальный учитель. Вот что, например, пишет Анна Ахматова: «Вчера играл Рихтер. Это чудо. Я до сих пор не могу опомниться. Никакие слова (в никаком порядке) даже отдаленно не могут передать, что это было. Этого почти не могло быть».

Рихтера долго не выпускали за границу, но как только он выступил на Западе, ‑ в частности, в США, ‑ сразу же получает Грэмми, учрежденную всего 3 года назад, обойдя таких конкурентов, как Глен Гульд и Ван Клиберн. Он постоянно ищет новые формы и способы музицирования — неуклонно расширяет свой поистине безграничный репертуар, исполняет роль Листа в фильме Александрова «Глинка», дирижирует прокофьевской симфонией для виолончели, где солирует Ростропович, организует во Франции фестиваль, проходящий в средневековом амбаре, а в Москве ‑ «Декабрьские вечера» в музее имени Пушкина; принципиально отказывается преподавать, но зато окружает себя группой единомышленников, в том числе и молодых, с которыми вместе выступает, играет в ансамбле, репетирует, общается, передает свой богатый опыт. Это Писаренко, Гутман, Каган, Третьяков, Башмет, оркестр студентов Московской консерватории. Однако, в последний путь его провожали не в альма-матер, как большинство ее выпускников, а именно в пушкинском музее, где уже почти 40 лет проводится его уникальный зимний музыкально-художественный фестиваль.