«Музыка движется, изменяется, останавливается, снова устремляется вперёд с такой быстротой, что это озадачивает слушателя — он всегда медленно воспринимает новую мысль; вместо того, чтобы поймать её на лету, он смотрит, как она проходит мимо, и не видит; а в тот момент, когда она расцветает и исчезает, вытесненная новым течением, слушатель вдруг её принимает, лелеет, и ему хотелось бы удержать эту мысль навсегда». Такими словами начинается статья Мийо о музыке начала ХХ века. Южный провансальский темперамент композитора мгновенно отзывался на самое лёгкое дуновение ветра перемен, который в начале столетия машин и войн нередко превращался в ураган. И чем он был стремительнее, тем быстрее пополнялся список сочинений Мийо. А результат оказался весьма внушительным — из-под неутомимого пера композитора вышло более четырёхсот опусов.
Когда у Мийо спрашивали, кто оказал на него наибольшее влияние, он называл Рамо, Куперена, Бизе, а особенно — Дебюсси и Мусоргского — «Пеллеас и Мелизанда» и «Борис Годунов» были его любимыми сочинениями. Клавиры опер Вагнера Мийо также приобрёл, но так ни разу их и не открыл — столь сильна была его неприязнь к сочинениям «колдуна из Байрейта». Некий молодой музыкант спросил Мийо, что тот думает о теории Вагнера, по которой композитор должен быть страшно несчастлив, чтобы сочинять. Вот что ответил Мийо: «У меня было чудесное, удивительное детство. Моя жена — мой компаньон, мой помощник, мы с ней лучшие друзья, и это доставляет мне великое счастье. Мой сын — художник, он работает непрерывно, он очень мил и любит своих родителей. Поэтому я могу сказать, что у меня — счастливая жизнь, и если я сочиняю, то потому, что люблю музыку и не знаю, как бы я делал что-то ещё. Ваша цитата из Вагнера вновь доказала мне, что он идиот». Такая резкость была вполне в духе эпохи. Столь же резко Мийо высказывался и в музыке.
Стравинского называли «человеком тысячи стилей». То же самое можно было бы сказать о Мийо. От клоунады в некоторых балетах до трагедийной трилогии «Орестея» — таков диапазон его творчества. Первые десятилетия ХХ века закружили композитора в водоворотах скандалов, которыми так богата была культурная жизнь Парижа того времени. Искусство импрессионистов постепенно сдавало позиции; сердцами владела поэзия Клоделя, Сандрара и Аполлинера, картины Пикассо и Сезанна — Мийо был горячим поклонником его творчества. «Линии и краски поют на полотнах Сезанна, и музыка этих картин вполне могла принадлежать Мийо» — писал один из друзей композитора. Манифестом нового искусства, «Ар нуво», стало сочинение Жана Кокто «Петух и Арлекин». В нём, в частности, можно прочесть следующее: «Мечтатель — всегда плохой поэт». Или: «Мера в новаторстве — это осведомлённость о том, насколько далеко можешь зайти, когда заходишь слишком далеко». Соратники Кокто не стеснялись заходить «слишком далеко». Скандалы, бушевавшие вокруг сочинений Сати, Мийо и других композиторов, были непременным условием дальнейшего не менее шумного успеха. Одно из подобных происшествий Мийо не без самодовольства описывает так: «Был неописуемый скандал, настоящая баталия, во время которой органист собора Победы получил пощёчину. Я имел удовольствие видеть, как 2 полицейских выводили критика журнала „Менестрель“». Оперу Мийо «Максимилиан», по словам автора, «поносили со рвением, граничащим с садизмом», а через некоторое время трансляция этой оперы по радио имела огромный успех. Скандал вокруг сюиты «Каталог сельскохозяйственных машин», где главными героями были сенокосилки и сноповязалки, тоже превратился в овацию. Но самым известным сочинением Мийо этого периода стал балет «Бык на крыше» на либретто Кокто. Композитор только что вернулся из Бразилии, он был полон впечатлений от бразильских лесов и карнавалов.
Среди работ последнего тридцатилетия — сочинения в самых разных жанрах: монументальная эпическая опера «Давид» (1952), написанная к 3000-летнему юбилею Иерусалима, опера-оратория «Святой Людовик — король Франции» (1970, на текст Клоделя), комедия «Преступная мать» (1965, по П. Бомарше), ряд балетов (в т. ч. «Колокола» по Э. По), множество инструментальных произведений. Последние несколько лет Мийо провел в Женеве, продолжая сочинять и работать над завершением автобиографической книги «Моя счастливая жизнь».