С именем Белы Бартока связана одна из самых значительных глав истории европейской музыки ХХ века и целая эпоха в развитии венгерской музыкальной культуры.
Когда Бартоку было 23 года, в одном из писем к своей матери он писал: «Каждый человек, достигнув зрелости, должен найти идеал, чтобы бороться за него, посвятить ему все силы и деятельность. Что касается меня, то всю мою жизнь, всюду, всегда и всеми средствами я буду служить одной цели: благу родины и венгерскому народу». Так и было. Столько, сколько сделал для своей страны Барток, пожалуй, не сделал никто. В первую очередь это касается его научной и преподавательской деятельности. Познакомившись с Золтаном Кодаем и с его методом собирать народные песни, он с 1906 года стал регулярно ездить в фольклорные экспедиции, записывая в деревнях венгерские и словацкие народные песни. Надо сказать, что музыканта привлекал не только венгерский фольклор, но и румынский, сербский, украинский. Причем он исследовал не то, что уже было известно в Европе благодаря Листу или Брамсу — вербункош, а старинный крестьянский фольклор. Его самобытность и первозданная свежесть послужила стимулом для композиторского творчества Бартока, для ладоинтонационного, ритмического и тембрового строя его музыки. Поэма «Кошут», 20 венгерских песен для голоса и фортепиано, румынские танцы…это то, что лежит на поверхности. Но и в более сложных произведениях, как, например, в Аllegro barbaro (в «Варварском аллегро») он по-своему претворил нечто первозданное, терпкое и даже пугающее, что явно шло из глубинных истоков народной музыки.
Кстати, именно это «Варварское аллегро» сделало Бартока довольно известной личностью в Европе, после исполнения этого произведения в 1911 году. «Варварское аллегро», сыгранная двумя годами позже «Весна священная» Стравинского, а еще через год «Скифская сюита» Прокофьева будоражили умы, вызывали дискуссии и даже приводили в шок официальных критиков своей резкостью и даже жесткостью звучания, «варварскими» ритмами, непривычной энергетикой. Сам Барток говорил: «К музыке такого рода мы подсознательно стремились, утомленные любовью к растянутости и болтливости романтизма». И Барток, и Стравинский, и Прокофьев протестовали еще и против изысканности импрессионизма, которому, тем не менее каждый из них в той или иной степени отдал дань в молодые годы.
Жизнь Бартока была довольно трудной. Успех и признание не особенно баловали композитора. Пожалуй, лишь многочисленные концертные поездки в 1920-е годы по странам Западной Европы и США были удачны. В 1929 году он гастролировал в СССР, где его сочинения были встречены с большим интересом. А в остальном критика совсем не поддерживала смелые искания композитора, широкая публика и вовсе была равнодушна. Барток переживал это тяжело. Да еще доставалось от шовинистически настроенной венгерской прессы. За что? А за то, что композитор проявлял живейший интерес к музыкальной культуре соседних народов, выступал против фашизма. В итоге в 1940 году Барток с семьей был вынужден эмигрировать в США. Там он прожил последние годы, тоскуя по своей родной Венгрии, куда ему не суждено было вернуться. Он умер от лейкемии 26 сентября 1945 года.
Перу Белы Бартока принадлежит много музыки в самых разных жанрах, в том числе такие шедевры, как Музыка для струнных, ударных и челесты; Концерт для оркестра, балеты «Деревянный принц» и «Чудесный мандарин», опера «Замок герцога Синяя Борода», уникальный в своем роде фортепианный цикл «Микрокосмос».
Текст: Татьяна Ушакова